2
…Вторые сутки с группой российских журналистов сидели мы в авиационном гарнизоне в Демине. Шли вертолетом из Мукрана на дозаправку, да в дороге застала гроза. «Метео» не давала «добро» на вылет.
Подождав еще несколько часов у моря погоды, решили добираться на автомобилях.
До Фюрстенберга нас подбросили пилоты, а там за помощью пошли в штаб армии.
Командарм, несмотря на воскресный день, работал. Он сидел за большим, резного дуба столом, нервно курил. Поздоровался, пригласил сесть и опять запалил сигарету.
Пауза затягивалась. Генерал-лейтенант молчал. Судя по всему, мыслями он был где-то далеко от этих мест.
— Мне некуда выводить армию, — произнес командарм и медленно снял очки в золоченой оправе. Темные полукружья бессонницы у глаз выдали в нем смертельно уставшего человека.
Видимо, эта боль не отпускала его долгие месяцы. И теперь он не мог не поделиться ею.
— Там через два месяца морозы по двадцать… Степь… А на стройке и колышка не вбито.
За окном млела тихая германская осень. Не хотелось верить в лютые морозы, в солдатские палатки, насквозь продуваемые степными ветрами. Мы слышали про это не раз, не два. Устали слышать. Каково же тогда ему, командиру?
' — У меня жена капитана была. С малышом на руках. И он, и она детдомовцы, сироты. Кто-то хоть к папе-маме поедет, а ей куда? Ни души родной на всем свете.
Командарм обвел нас тяжелым взглядом.
— Куда ж ей теперь? В степь, в палатку, с мужниной батареей?..
— Эх, кабы моя воля… — застонал генерал. — Я Горбачева и Шеварднадзе заковал бы в железную клетку и провез по тем местам, куда мы выходим…
…Прошедшей ночью, приняв рюмочку смирновской, размягченные и благостные, мы много спорили о демократии. И вдруг, на тебе, оковы, железная клетка. Средневековье какое-то…
А капитанская жена, сирота, детдомовка с малышом в батарейной палатке на снегу. Что это? Каменный век? Нет — преступление века.
Свершившим это преступление против собственной армии — офицеров, прапорщиков, их жен и детей, нет прощения. Знаю, за свои деяния они ответят перед Богом. Но, увы, божьего суда эти люди не боятся, потому приспело время судить их мирским судом. Их адвокатов и защитников (таких найдется не много, но все-таки) приглашаю проследовать маршрутом командарма — по тем местам, куда выходила Западная группа войск.
А теперь о том, как свершилось преступление века? Пусть эта глава станет обвинительным актом Горбачеву, Шеварднадзе и их приспешникам.
О программе строительства жилья для выводимых из Германии войск говорилось много, однако напомню лишь две цифры: 7,8 миллиардов и 550 миллионов марок. Первая цифра — столько немецкое правительство выделило на обустройство советских войск по Соглашению, подписанному 9 октября 1990 года, вторая — дополнительная сумма за ускорение вывода ЗГВ на четыре месяца.
В чем соль этой проблемы?
На первый взгляд все просто и ясно. Оставляя благоустроенное жилье в Германии, мы должны получить квартиры взамен. Где? В местах новой дислокации — в Советском Союзе, а впоследствии в суверенных государствах — в России, Украине, Беларуси. И получить их не через год, два после вывода, а к моменту выгрузки из эшелонов.
Так, собственно, и планировалось, и преподносилось миру. Но совсем иначе вышло наделе.
А вот как вышло? Об этом никто из официальных лиц государства до сих пор не признался и не нашел мужества сказать: жилищная программа «7,8 млрд. + 550 млн. ДМ» потерпела полный крах.
Знаю, какую бурю негодования вызову я у специалистов-строителей, как зарубежных, так и своих, российских. Каждый из них, с цифрами и документами в руках готов будет доказывать и перечислять количество введенных в строй городков, сданных домов, заселившихся новоселов.
Трудно сказать, сколь впечатляющими окажутся эти цифры к моменту выхода книги, но уверен — будут и сданные дома, и заселенные квартиры. Даже когда полностью закончатся строительные работы, я не устану утверждать — жилищная программа для выводимых войск закончилась полным провалом.
Как мне кажется, такое парадоксальное утверждение требует подробных объяснений. Попытаюсь объяснить. Вернемся в уже не близкий, но такой горький и бесплодный для нас 1990 год. Вновь на сцене те же, порядком надоевшие лица — Горбачев, Шеварднадзе, их советники, помощники, прочее окружение.
Громогласно объявлено об очередной советской мирной инициативе — выводе войск из Германии. «Быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается» — гласит народная мудрость. Но «главному сказочнику Советского Союза» и море по колено. Он словно не замечает айсберги проблем, вырастающие за спиной.
Однако самый гигантский айсберг нельзя не заметить. Не убрав его с пути, невозможно начинать вывод. К счастью, это поняли оба лидера — и федеральный канцлер ФРГ Г. Коль, и Президент Советского Союза М. Горбачев.
Помните, на переговорах в Москве, в июле 1990 года, когда Горбачев называет срок вывода ЗГВ «3–4 года», Коль беспокоится «куда будут выведены войска», «как изменится экономическая ситуация», и каким образом она станет воздействовать на эти выведенные части, и тут же заявляет: «Мы могли бы оказать помощь… Помощь по переподготовке военнослужащих гражданским специальностям».
Горбачев добавляет: «Плюс квартиры…» Коль соглашается.
Переговоры заканчиваются на оптимистической ноте. Михаил Сергеевич говорит Колю о том, что мы начали эту работу в Москве, а продолжим ее на Кавказе. «На чистом, горном воздухе многое видится еще яснее»…
Казалось бы, оснований для беспокойства нет. Но судя по всему, «чистый, горный воздух» сыграл с Горбачевым злую шутку.
Внешне все было благопристойно. Кавказские договоренности, подписание боннского соглашения между правительствами ФРГ и СССР о некоторых переходных мерах, выделение 7,8 млрд. марок «для целевых проектов жилищного строительства».
Однако разберемся подробнее в юридической подоплеке подписанных документов. Вчитаемся в сроки Соглашения. Статья 3. Цитирую.
«С целью частичной компенсации расходов, возникающих у Советской Стороны во время и после вывода советских войск с территории пребывания, Немецкая Сторона окажет Советской Стороне поддержку в осуществлении специальной программы гражданского жилищного строительства… для выводимых советских войск, которая запроектирована Советской Стороной на период 1991–1994 годов с целью сооружения 4 миллионов квадратных метров жилой площади».
В следующем абзаце называется сумма финансирования программы — 7,8 млрд. марок.
Что главное в Соглашении? Деньги, деньги и еще раз деньги, как шутят строители. Это есть, да еще в твердой валюте.
Далее, количество планируемых к выводу квадратных метров жилья? 4 миллиона.
Наконец, сроки. С 1991-го по 1994 годы. И никакой конкретизации. Иными словами, захотим — введем в строй в январе 1991 года, не захотим — в декабре 1994-го. Так записано в Соглашении черным по белому.
Разумеется, никто не трактовал столь упрощенно условия Соглашения, но тем не менее, когда за год до окончания вывода российская сторона «взвопила», что темпы строительства жилья отстают от темпов вывода войск в 9 (!) раз, высокая немецкая сторона посоветовала не увязывать вместе две разные проблемы. То бишь, не путать божий дар с яичницей.
По существу, нас спросили, где написано, что строительство жилья и вывод войск должен идти синхронно? Нигде.
Да «частичная компенсация», да «в поддержку спецпрограммы жилищного строительства», и указаны рамочные сроки. Читайте, внимательнее, господа. Нет, не когда уже подписано, а когда подписываете.
Кто, собственно, мешал Горбачеву, Шеварднадзе на переговорах в Москве, «на чистом, горном воздухе» Кавказа, да и в Бонне поставить вопрос иначе — дивизия, полк ли выводится после того, как построено жилье. Вполне цивилизованный подход. То есть офицеры, их семьи оставляют благоустроенные квартиры после того, как получают ключи от новых, построенных в России.
Наверное, у большинства российских офицеров, привыкших к лишениям и бесконечным мытарствам по чужим углам эти строки вызовут улыбку. И вправду, звучит фантастично, — не успел распоковать чемоданы — получите ключи. Так здесь и до сердечного приступа не долго.
На самом деле ничего тут удивительного и фантастичного нет. У руководителей страны была возможность дать своим военным хорошие квартиры и, главное, вовремя, без нервотрепки и семейных трагедий. Пусть за чужой счет, пусть на немецкие деньги. Но распорядиться миллиардами толково, с умом, ставя во главу угла не эфемерные интересы государства, а реальные заботы человека в погонах. Случись это, сколько бы сторонников имели и Горбачев, и Шеварднадзе. Но они собственными руками наплодили армию врагов и противников.
Мы любим кивать на Запад. Кивнем еще разок, тем более, что в группе войск Запад был рядом, за забором. Так вот, американцы, англичане, французы не торопились уходить из Германии. Пока не решены были вопросы жилья, трудоустройства, переподготовки военнослужащих, ни один солдат Вооруженных Сил США в Европе, Британской Рейнской армии, французских войск не двинулся с места.
Поэтому и сроки сокращения и вывода войск назывались реальные, а не «безумные», как у нас.
Эту «фантастическую», на наш взгляд, жилищную проблему мы могли решить весьма успешно. У нас было то, о чем сегодня и мечтать-то не приходится: твердые деньги и естественное желание богатейшей страны мира помочь нам уйти и обустроиться на новом месте. Увяжи Горбачев «жилстрой» с графиком вывода войск, уверен: городки строились бы во много раз быстрее, без задержек и опозданий, без ссылок на русский мороз и грязь.
Как тут не вспомнить одного из героев романа «12 стульев». «Деньги вечером — стулья утром. Деньги утром — стулья вечером. Но…» Этого «но» и не сделал Горбачев, когда на переговорах воскликнул: «Плюс квартиры». А надо было всего лишь добавить, следуя заповеди бессмертного героя ильфо-петровского романа: «Квартиры вечером — вывод утром. Квартиры утром — вывод вечером. Но квартиры — вперед!»
Только вот офицерам группы не до смеха. Очередной дипломатический «зевок» обернулся несчастьем для тысяч семей военнослужащих.
…О программе строительства жилья для выводимых из Германии войск писалось и говорилось много, но никто из государственных мужей не нашел в себе мужества признаться: все дивизии и полки, до единого… Подчеркиваю — все вышли на пустые места. В палатки, в бараки, в брошенные крестьянские избы.
Ни одно воинское подразделение, кроме, пожалуй, известной Берлинской бригады, которая выводилась последней и участвовала во всех праздничных мероприятиях, не вошло в уже построенный, готовый для жизни городок. Никому на пороге этого городка не были вручены ключи от квартиры. Офицеров, их жен, детей встречала голая степь, в лучшем случае котлован, или пустые коробки будущих домов.
Я часто вспоминаю теперь стон командарма, его уставшее, почерневшее лицо. Думаю о капитанской жене, сироте и детдомовке: с малышом на руках. Что увидела она там, в России? От чего содрогнулось ее сердце? От леденящего душу ветра, от раскаленной «буржуйки» в ротной палатке или от слез испуганного сынишки?
